Почему успешные черные рэперы вдруг берут гитары и начинают играть гаражный рок белых аутсайдеров

От первых неуверенных шагов в мире музыки — до стресса от нахлынувшей известности. От постоянных историй об употреблении наркотиков – до новообретённой радости отцовства. Впервые Кади назвал себя одним из Волшебников (англ: wizard) рэп-игры в интервью 2010 года. Сейчас он занят выпуском нового, совместного проекта, с давнишним другом Dot Da Genius, который носит название WZRD. С тем самым другом, который выступал в роли продюсера его самого громкого хита, “Day’N’Nite”.

В то время, как многие аспекты индустрии кардинально изменились, с начала сотрудничества наших героев, многое, также, осталось неизменным. WZRD не является студийным проектом, и не обладает бюджетом “блокбастера”: большинство материала для альбома было записано в автобусе, во время концертных туров, или на домашней студии самого Кади. В той же неформальной обстановке, в которой они и начинали вместе делать музыку в родительской квартире Дота.

Найдя то самое творческое “волшебство”, при написании песен, ещё в дни демо-записей Кади, и выработав свой уникальный стиль, дуэт смог создать формулу нового гибрида хип-хопа и альтернативного рока.

Расширяя границы хип-хоп музыки, парни обучились игре на электро- и бас-гитарах, изучили каталоги всех жанровых легенд: от Pink Floyd и The Pixies до Nirvana и Lead Belly, и создали свой тип рок-альбома. WZRD перенимает эстафету “Day’N’Nite”, номинированного на премию Грэмми, хита, который запустил их карьеру на земную орбиту, с одним лишь отличием: звучит он так, как, доселе, ни один хип-хоп альбом в истории ещё не звучал.

Музыкальная динамика, может, и схожа, но следует признать, что и апартаменты Скотта Мескади в Голливудских холмах здорово отличаются от жилищных условий родителей Дота в Восточном Нью-Йорке, у которых дуэт и делал свои первые записи. Родители Дота приютили друга их сына, Скотта, когда тот был на мели, и готовился к позорному возвращению в родной Кливленд, но строгая родня Дота, семья выходцев из Нигерии, дала парню кров над головой. Отмечая рабочую этику парней, их музыкальный талант и творческую химию, мать и отец Дота пожелали, чтобы его совместная с Кади работа продолжалась и далее, позволив им вместе жить и творить, как кровным братьям. Шесть лет спустя, эта парочка всё так же бросает себе вызов, борется со своими страхами, всё дальше отодвигает привычные границы музыкальных стандартов. И сейчас это с лихвой окупается для Oladipo [aka “O Dot”] Omishore и его приятеля из Кливленда.

Скольких жанровых исполнителей вы можете назвать, кто способен на выпуск полноценного рок-альбома? Как известно, кто не рискует, тот не пьёт бургундского. Перед вами история создания альбома WZRD.

Прошло уже шесть лет вашего совместного творчества. Сейчас вы оба в куда более выгодной ситуации, и, к тому же, готовитесь к выпуску совместного альбома. Кажется, ваша затея приносит кое-какие плоды.

Кади: Всё так и должно быть. Хотя, наша цель всё ещё не достигнута. Мы лишь начинаем делать уверенные шаги, по направлению к ней – это сродни бесконечной эстафете. Мы двигаемся вперёд и пытаемся достичь следующей планки. У нас есть семьи, ради благополучия которых мы и работаем. У нас есть больше обязанностей. Понимаешь, у нас вышло прорваться, а всё, о чём мы и сейчас думаем – это о благополучии своей семьи.

Какими вы помните дни, когда начинали работать вместе?

К: Когда мы начинали шесть лет назад, у меня были даже две золотые вставки в зубах. Задолго до повальной моды на это дерьмо. Это был писк моды [смеется]. Мы были молоды. Были молоды и пытались понять самих себя. Мы жили как родные братья.

Дот: Да, всё так и было. Тот же настрой царил и у меня дома, в то время.

Я так понимаю, твоя семья хорошо приняла Кади.

К: Его отец – это самый невероятный человек, которого я когда-либо встречал. Я никогда так не был близок со старшим поколением, с тех пор как мой отец умер. Выходит, этот человек оказался и моим отцом. Мой папа был строгим. Во многом его взгляды совпадали со взглядами отца Дота: строгий и никогда не теряет попусту время. Но, в то же время, нигерийская культура абсолютно другая. Я понял, что значит быть мужчиной, наблюдая за его отцом и получая нагоняй от его отца. Я никогда этого не забуду. Это время было невероятно сложным для нас, молодых ребят, но у нас несомненно была сильнейшая ролевая модель для подражания. Я завидовал этому. Я завидовал семье, которая была у Дота. Это было очень приятно, находиться в доме, где все живут в мире и понимании.

Как же родня пришла к подобному решению?

Д: Это было совершенной неожиданностью. Мои родители – добрейшие люди, но никогда мы не делали подобных поступков.

К: И мы знали друг друга каких-то семь месяцев.

Д: Верно. Не такой уж и большой срок. Скотт постоянно приезжал ко мне. У меня была небольшая студия в подвале. Там он и оставался. Он не покидал студию. Ту творческую энергию, практически, можно было почувствовать на ощупь. Ведь, ни у кого не было денег. Мы были без гроша, и, всё равно, выкраивали время для совместных записей. Эту энергию, эту страсть и заметил мой отец. Он постоянно заходил повидать Кади на студию, и ему было приятно видеть, как мы занимаемся конструктивными вещами. Таким он был человеком: человеком, который поутру просыпался и был счастлив увидеть, что мы всю ночь писали песни. К тому моменту, родители уже привыкли к Скотту.

К: [Смеется]. У них-то и выбора не было. Они обязаны были ко мне привыкнуть, потому что я-то начал себя чувствовать там как дома довольно быстро.

Д: Это было весело, поскольку, в нашем доме, ни у кого не было подобного характера. Мои родители очень суровы, а Скотт, в свою очередь, приходил и начинал фонтанировать весельем и шутками. Было забавно наблюдать, как они воздействовали друг на друга. [Обращаясь к Кади] Ты адаптировался к образу жизни довольно быстро.

К: Да о нас можно было снимать ТВ-шоу! Нигерийскую версию ТВ-шоу [все смеются]. Я хорошо помню день, когда они предложили мне остаться.

И как же это происходило?

К: Я, как обычно, был у них в доме, записываясь среди ночи. Помню, когда Дот возился со сведением голоса, я прилёг и начал рассказывать о том бардаке, который происходил в моей жизни. Меня выселяли – как раз, под Новый год. У моего друга, у которого я, в тот момент, жил на Стейтен Айленд в Западном Брайтоне, была небольшая подсобка. Он разрешил мне там остаться на некоторое время, и мне приходилось спать на полу. Это была подсобка, и ковёр был толщиной с мизинец, так что приходилось спать на голом бетоне.

Я должен был съехать до тридцать первого января. Притом, что у меня, тридцатого января, за день до выселения, — день рождения. Я твердил Доту: “Не знаю, что делать. Мне однозначно придётся вернуться домой в Кливленд, но, несмотря на это, ты можешь присылать мне биты, и мы можем продолжать работать вместе”. Я упомянул об этом с единственной целью: проработать стратегию нашего дальнейшего сотрудничества. Я понимал: не наноси я превентивный удар, мне никогда не добиться успеха. “Если вернусь в Кливленд – это временно, до тех пор, пока не наскребу достаточную сумму”. А затем сказал: “Я сейчас вырублюсь. Можно я останусь здесь на ночлег?”. Дот был не против, и я уснул там же, на кушетке.

Утром я проснулся, и Дот сообщил, что его родители хотят со мной о чём-то потолковать. У меня была единственная реакция: “Какого хера?! Что случилось?! В чём я виноват?!” Был уверен, что попал в беду. Поднялся в родительскую комнату, и его отец сказал мне следующее: “Я принимаю это решение, руководствуясь единственным тезисом: как бы я хотел, чтобы чужая семья поступила с моим собственным сыном? Можешь оставаться в этом доме до тех пор, пока не встанешь на ноги. И ты сможешь продолжать работать с нашим Дипо. Вы сможете делать музыку вместе. Так что, эта ситуация выигрышная для всех”.

Я не мог этому поверить, ведь был готов возвращаться домой. То, что произошло потом, уже часть истории. Это было чудом, — я серьезно. Их появление в моей жизни и помощь мне — это моё благословление. Ведь, как и сказал, знакомы мы были около семи месяцев.

Как вы начали работать вместе? Дот, ты ведь, уже был в Нью-Йорке?

Д: Да. Я уже проживал здесь.

К: Через общего друга, с которым работал в магазине Abercrombie & Fitch. Его звали Riliwan, и он был хорошим другом Дота. Мы вместе сочиняли какие-то стихи на работе, и он однажды сказал, что у него есть знакомый продюсер. Мы встретились с Дотом немного позже. Он поставил мне несколько битов и я был не прочь начать с ним сотрудничать. Не то чтоб я сразу обалдел от услышанного [Смеется.].

Д: Я только начинал заниматься продюсированием.

К: Он только начинал, и я не особо вдохновился услышанным, в то время. Но был заметен потенциал. То же самое люди говорили и о моих ранних записях: “Неплохо. В этих записях есть потенциал.» Мы оба пытались развивать наши навыки и становиться лучше. В 2006 году я читал далеко не на уровне того же “Cudderisback”.

Опишите вашу работу времён записи “Day’N’Nite”.

К: Дот — сонграйтер. Это одна из причин, почему мы легко находим общий язык. Потому что он не битмейкер. Если вы слышали что-то из ранних записей Дота, то вы уже знаете, что он был ближе к R&B. С детства он играет на клавишных. Я понимал, что нам следует продолжать работать вместе. Я понимал, из этого может вырасти нечто существенное, нечто большее нас самих. Мне кажется, WZRD находился на раннем этапе записи довольно долгое время. Просто, мы не подозревали об этом.

Д: Полностью согласен. Но творческий потенциал Каддера – это нечто не от мира сего. Когда я начинал заниматься музыкой, я пытался воссоздать услышанное ранее, действовал в установленных рамках. Кади же приходит и вытворяет нечто радикальное и ортодоксальное. Из этого ортодоксального подхода я и начал строить свой новый звук, и уделять внимание совсем другим вещам. Это идеальный инь и янь. Кади компенсирует и дополняет то, чего я лишен, и наоборот.

К: С самого начала совместной работы, я твердил Доту: “Не загоняй себя в рамки”. Он может это подтвердить в любой момент. Запись “Day’N’Nite”: “Не загоняй себя в рамки. Используй звуки, которых ни у кого нет”. [Дот кивает.]

С каждым днём он всё больше отходил от привычных шаблонов звучания. Я пришёл к нему на студию, находясь на своей волне, и всё время пытался настроить на эту частоту Дота. Песня “Dat New New” была следствием того, что формула сотрудничества была найдена, а записав “Day’N’Nite” мы довели её до совершенства. Мы видели, к чему нам следует стремиться, на примере собственных записей.

Когда вы решили воплотить затею с совместным альбомом в реальность?

К: Я вынашивал эту идею несколько месяцев. Я понял, что моя душа тянется к этому. Мы сидели на студии и я, взяв гитару в руки, дабы придать себе больше уверенности, сказал, что пора записать наш проект: “У меня родилась связь с инструментом, мне было комфортно на нём играть. Нам следует записать весь альбом в таком ключе. Будто, это мой долг перед самим собой. Я не хочу чувствовать себя ущемлённым в творческом плане. Я хочу делать настоящий рок”.

Сейчас рок-н-ролл находится в подполье. Существует много достойных групп, но рок всё дальше уходит в андерграунд. А хип-хоп, в противовес ему, занимает сейчас большую часть эстрады, всё больше становясь частью поп-сцены. Сегодня, хип-хоп – это поп-музыка.

Д: Для меня, главной особенностью альбома, является ответственность подхода Кади к игре на гитаре, не обладая особыми навыками, знаниями и пониманием инструмента. Он пошёл по сложнейшему пути, а ведь мог просто пригласить музыкантов, чтоб те играли гитарные риффы вместо него.

И как, не страшно?

К: Не кривя душой, можно утверждать, что работать вместе – это наша судьба. С самого начала моего пути происходили незначительные события, которые свели нас вместе. Начиная от работы в том магазине, встречи – и до проживания в доме О-Дота. Я почти сошёл со своей траектории, с этой цепочки событий, но семья Дота приняла меня и вернула меня на верный путь.

В жизни было полно моментов, когда мы могли сбиться с дороги. На улицах творилось всякое. Тот же Дот, в любой момент, мог бы сказать: “Пошло оно всё! Я иду торговать дурью”. Это озадачивает меня. Мы просто делали своё дело, а звезды нам благоволили.

Вы жили в гармонии?

К: Точно. К примеру, я не мог пользоваться компьютером, пока Дота не было дома. Приходилось ждать его возвращения домой по выходным, ведь, во время второго года учёбы, ему приходилось жить в студенческом городке. Так что, я и музыкой не мог заниматься всерьёз, пока его не было дома. А потом, у его родителей был со мной серьёзный разговор: “Скотт, тебе следует найти работу”. “Послушайте, я здесь не для того, чтобы просиживать в офисе, или у прилавка, дни напролёт. Если пойду на работу, не смогу писать музыку”. Поступил резонный вопрос: “А что, если ничего из вашей затеи не выйдет?” — “Никаких “но”. Выйдет”. — ответил я.

Д: Это просто сносит башку. В то время, мы просто записывались, совершенно не понимая, что делать с нашими песнями.

Итак, возвращаясь к альбому, “Teleport 2 Me, Jamie” — это, несомненно, особая песня. Кажется, это наиболее личная композиция, из тобою написанных.

К: Мне непросто говорить о любви в моих текстах. Я — другой тип артиста. В какой-то момент я подумал, что хочу сообщить девушке о своих чувствах именно в такой форме. Вместе с тем, я хотел написать песню, которую смог бы напевать дочке. Понимал, что на написание подобного уйдет целая вечность, ведь, если уж я делаю песню для дочери, она должна быть лучшей песней в мире. Песня должна быть великолепной, должна обладать прекрасной мелодикой и быть оригинальной. Вот, при таком давлении и приходилось писать.

Какова была реакция самой Джейми?

К: Она была счастлива. Мы старались держать наши отношения вдали от посторонних глаз. В то же время, у каждой женщины должен быть мужчина, который заявляет свои права на неё и, не тушуясь, говорит: “Я люблю только её”. Вот этого мне в отношениях недоставало. Я же что-то мямлил, и ходил вокруг да около, а эта песня стала моим искуплением. Просто, дать понять, как она важна для меня. Слава богу, ей понравилось. Если бы её реакцией было: “Да это отстой! Пацан мне песню посвятил, а она ещё и отстойная!”, я был бы раздавлен [смеется].

Люди знают тебя как автора эмоциональных композиций. При прослушивании альбома WZRD, кажется, грустных песен стало куда меньше.

К: Они более светлые и позитивные. Некоторым кажется, что песни неэмоциональны, если я не говорю о грусти и одиночестве, о драматичных переживаниях. Как по мне, это и есть ярчайшие эмоции, ведь я был так поглощён чувством, охватившим меня. Все песни исполнены в быстром темпе и так заряжены энергией. А моё пение — я действительно превысил личную планку. Помню, поставил сестре “Where Did You Sleep Last Night?”, а она даже не узнала мой голос. Вот, что мне нравится: двигаться дальше, меняться, не стоять на месте, расширять собственную палитру стилей. Поэтому, проделанная нами работа – это мои наиболее эмоциональные записи. Слушая песню “Efflictim” понимаешь, насколько она…

Д: Тяжелая, в эмоциональном спектре.

К: Я проснулся однажды утром, и тут же схватил гитару: девять утра, я сижу на кровати в нижнем белье, наигрывая мелодию. Я начал пропевать вслух этот мотив, и меня переполняли чувства, до слёз. Я понял: эта песня обязана попасть на наш альбом. Ведь, какой альбом Кид Кади может обойтись без грустной, выжимающей слезу, песни?! Эта песня навсегда очень личная для меня, очень сильная.

Дот, как продюсер, получаешь ли ты большее удовольствие от работы с артистом, вкладывающим столько эмоций в свою музыку? В противовес тем, кто читает о тачках…

К: И тёлках! [смеются].

Д: Немного не так: удовольствие приносит работа с артистом, который много думает о посыле, о том, как люди будут истолковывать слова. Ведь, рэп о вещах очевидных никогда не затронет вас. Песни, которые проходят сквозь годы – это те творения, которые могут затронуть струны в душе, делая меня, к примеру, злым или грустным. Кади полностью соответствует сказанному.

К: Артисты в нашей сфере не прилагают усилий. Хип-хоп – это прибыльный бизнес. Многие приходят в игру, чтобы срубить бабла, и винить их не в чем. Они создают успешное бизнес-предприятие. Почему бы и нет?! В то же время, эти предприятия – это то, во что и превратилась музыка сегодня. Нужно прилагать недюжинные усилия для поиска настоящих новых талантов: блоги, профильные ресурсы. Мне бы хотелось, чтобы побольше неизвестных ребят звучало на радио.

Кто из хип-хоп новичков нравится вам?

К: A$AP Rocky. Мне нравится, что сделали Schoolboy Q и A$AP, сэмплировав мою песню “Pursuit of Happiness”. Мне это очень льстит, ведь, иногда кажется, что новые МС считают меня старым и отстойным [смеются]. Будто, я для них олдскул.

Они записали отличную песню.

К: Более чем. К тому же, не было никаких проблем с тем фактом, что это голос певицы Lissie, исполнившей кавер-версию моей песни. Будь это сэмплом из моей оригинальной записи, – вышло бы клише. Её же версия – это новый взгляд, новая интерпретация моего трека. Мой юрист позвонил мне по вопросу очистки прав на сэмпл, и я был жутко обрадован и польщен, ведь, это был первый случай в моей карьере, когда пришлось очищать права на одну из собственных песен.

Ранее рэперы уже записывали рок-альбомы. Из недавних – Lil Wayne. Что же предложит нового альбом WZRD?

К: Непросто ответить на подобный вопрос. Я думаю, каждый, кто покидает собственную зону комфорта, в своём творчестве, заслуживает аплодисментов. Понимаю, это странно для Вэйна писать рок-альбом, ведь он столько лет работал исключительно в жанре хип-хоп. Ну а почему бы и нет?! Артист не должен потакать слушателям. Он должен делать то, что чувствует. Вот, с подобным настроением мы и записывали WZRD. Но мы звучим совершенно по-новому, ведь мы настоящая группа. Мы построили наш альбом, научившись игре на гитаре, набираясь опыта, играя в автобусе во время турне. Будто, мы играли в школьной “гаражной” группе.

Д: За весь период записи, мы ни разу не посещали студию.

К: А хотите знать главную причину? Я опасался, что люди, работающие на студии, сольют наши песни в интернет. Я же хотел держать нашу затею в тайне. Даже, никто из руководства компании не слышал наш альбом. Канье не слышал его целиком, – только шесть-семь песен.

Какой была его реакция?

К: Он был без ума от нашей затеи. Это неимоверно приятно, показывать ему свой новый материал.

Всегда хотелось узнать, что же ты испытал, когда Канье Уэст заявил: “Кид Кади – мой любимый артист”?

К: Я не мог в это поверить. До сих пор, не могу. Думаю, он всё врёт [смеются]. Услышать подобное от артиста его уровня – это нечто. Он, ведь, не должен был ничего подобного произносить. Повторю, мне казалось, он рехнулся, когда сказал подобное [смеются]. Это неимоверно круто.

Рок-альбом – это смелая авантюра. Сомнения не терзали?

К: У меня был творческий кризис. Подобного со мной не случалось. Ну, в незначительной мере, бывало: трудности с определенным куплетом или припевом. Обычно, я пишу довольно быстро.

Д: Но, в то же время, никогда не возникало сомнений в самой затее. Даже при творческом кризисе ты не отказывался от неё.

К: Я хорошо изучил самого себя. Понимал, когда звёзды выстроятся в ряд, тогда я и начну писать. Когда чакры будут там, где им следует быть, – тогда я и начну писать. Вскоре, после этого незначительного простоя, мы начали “жечь”. Я научился этим маленьким трюкам гитарной игры, и начал слушать множество мелодичных песен, чтобы питать свой мозг.

Кади, ты посетил дом Курта Кобейна.

К: Скажу так, я заметил, что многие из моих идолов и личных героев уже мертвы. Я был вдохновлен жизнью этого человека, его историей, его музыкой. В тот момент моей жизни я был опустошен. Какая-то сила подтолкнула меня к поездке в его дом. Я всегда хотел сделать это. Было невообразимо грустно. Я не люблю распространяться об этом прессе. Вы знаете, что он был источником вдохновения, – давайте, на этом и остановимся.

Когда пришло решение сделать кавер песни “Where Did You Sleep Last Night?”

К: Cage был моим проводником в мир рок-музыки. Однажды, он показал мне запись концерта Нирваны “Unplugged”. Помню, эта песня меня потрясла больше всего и, просто, не выходила из головы, а позже я узнал, что это кавер-версия песни Lead Belly.

Очень тяжелая песня.

К: Я тоже так думал, ведь мой текст такой трагичный, а жизнь Дота – такая офигенная [смеются]. Я делаю все эти злые тёмные песни, а Доту приходится быть их частью. Он заявлял: “Я всем доволен. Из нас двоих, именно ты – парень с проблемами” [смеются].

Д: Кади показал мне запись этого концерта, и эта песня была последней, из исполненных Куртом вживую. Я был потрясен, узнав историю, которая скрывается за этим произведением. Это веха истории.

К: Истории рок-н-ролла. Никто, ведь, с тех пор, не пытался исполнить её.

Д: Уровень исполнения Курта был недосягаем.

К: Невозможно сравниться с одной из величайших групп в истории. Но у меня есть собственный музыкальный стиль, и я подумал: почему бы не Кид-Кади-зировать эту композицию?

Вы же понимаете, что критики вас могут растерзать после выхода вашей кавер-версии?

К: Всегда найдутся люди, которые будут заявлять, что нам не следовало этого делать, но нам нет дела. Мы проявляем своё уважение подобным образом к музыкальному наследию. Эта песня – часть афро-американской истории. Мы – это два черных парня, которые играют рок-н-ролл.

Д: Так и нужно было назвать наш альбом! [смеются]

К: “Два черных парня, которые играют рок-н-ролл”. Ищите в магазинах! Рождественское издание [смеются].

Вы собираетесь продолжать историю проекта WZRD?

К: Несомненно. WZRD – навсегда! Я чувствовал себя живым, во время записи. Хип-хоп приносит много стресса. Там следует постоянно искать неожиданные способы нарратива, быть находчивым.

Д: Ты описал эту ситуацию метафорой о продавце автомобилей, с которой я был согласен на все сто.

К: Точно. Я говорил, что в хип-хопе, каждый исполнитель – это продавец авто. Они продают себя, когда видят вас: “Эй! Эй! Эй! Глядите, вот, у меня какая цепь есть! У меня – то, у меня – сё”. Они это делают, чтобы вы им поверили, что у них и вправду есть эти деньги, и вправду есть эти сучки… Всё, о чём они говорят, – они пытаются заставить вас им поверить: “Я самый реальный нигга!” И все рэперы вокруг: “За базар отвечаю!”. Скоро песни на альбоме у всех исполнителей будут называться “Обещаю”, “Внатуре” и “Самый трушный”. А другие, наоборот, хотят, чтоб слушатели принимали их как есть. Никогда мне не хотелось продавать себя слушателям, и пытаться их убедить в своей крутости. Мой подход: я простой парень, и вот моя жизнь.

На альбоме есть песня под названием “High Off Life”. Каково это: впервые наслаждаться жизнью без препаратов?

К: Это значит просыпаться, радоваться солнцу, ощущать новый спектр эмоций. Впервые быть по-настоящему свободным. Обзавестись псом [смеется]. Это был период, когда я наслаждался жизнью со своей семьей, прогулками вокруг дома.

Ты говорил, что в твоей жизни есть место ангелам. Твоя дочка, Вада, уже начинает разговаривать. Ты уже начинаешь покупать ей кроссовки, и другую одежду. Опиши свои чувства.

К: Я люблю её больше жизни. Несравнимое чувство, ведь, она растёт прямо у меня на глазах. Когда я приезжаю за ней, она начинает кричать и, просто бежит ко мне через весь дом. На это, ведь, многие могут и не обратить особого внимания. А для меня это значит, что она действительно рада меня видеть.

Д: Она любит тебя.

К: И она волнуется за меня. Постоянно. Стоит мне выйти из комнаты, как слышу её «Па-па!» [смеются]. Она – красавица: выглядит как идеальная версия меня. Я хочу быть супер-отцом. Хочу семью. Хочу свадьбу. Хочу принять эту ответственность.

Давай поговорим об этом тату, которое ты сделал недавно. Это, ведь, не только из большой любви к группе Pink Floyd, а ещё и связь с персонажем их песен, по имени Пинк. Ты проводишь аналогии между своей историей и историей Пинка?

К: Ты прав. Я знаю, что такое полная изоляция. Был период, когда я неделями не покидал пределы своей квартиры в Нью-Йорке, опасаясь осуждения людей. Я отделился стеной от всего мира, как и Пинк. Ему не удалось выбраться из своей клетки, но это удалось мне. Я иногда чувствую, что, в какой-то мере, делаю это ради Пинка. Ему не удалось, но получилось у меня. Я разрушил стену, переступил через себя и выжил.

 

Источник: http://www.rap.ru/reading/139