1990 год, месяц уже не вспомнить, Артемий Троицкий демонстрирует в «Программе А» очередную новинку — клип Мадонны, построенный на модном нью-йоркском танце: смысл его в том, чтобы ненадолго застывать в картинных позах, как на фотосессии для журнала Vogue. Зрители вечернего эфира Центрального телевидения в подавляющем большинстве не держали в руках журнал Vogue, ничего не знают о том, что сейчас танцуют в Нью-Йорке, им невдомек, что Мадонна подсмотрела этот танец в местных гей-клубах, а трек построен на сэмплах и мотивах из классических диско-треков, которые возникли чуть раньше в тех же заведениях. Let your body move to the music — поет Мадонна, но смысл клипа как раз в том, что движение можно остановить, разъять на законченные фрагменты, представить как последовательность статичных поз — пусть даже они с пулеметной скоростью сменяют друг друга на дистанции трехминутного ролика. Тело движется, но в каждый отдельный момент остается статичным, его очертания, как всегда происходит в искусстве, можно наделять тем или иным смыслом — или не видеть никакого.

Остановившееся мгновение, картинка, которую можно поставить на прикроватный столик или повесить в рамке на стену, — для поп-звезды это все равно что клетка для белковой жизни: первичная форма существования. Фотокарточка или постер, в которые нужно вглядываться, разговаривать с ними, узнавать в них себя или видеть в них некий высший идеал — это то, что сделало поп-культуру почти что религией, пусть вульгарной и светской; взвинтило градус эмоций, перевело интерес и привычку в регистр поклонения, превратило поп-звезд в буквальном смысле в иконы. Девичьи самоубийства после смерти Рудольфа Валентино или Есенина были невозможны десятилетием раньше: для фанатского экстаза необходим напечатанный массовым тиражом портрет, заставляющий переживать фатальный разрыв между притягательностью и недостижимостью. Протянувшийся сквозь десятилетия культ Элвиса и The Beatles был создан не только музыкой, но журналами, постерами, киноафишами: любовь требует любования. Первые несоветские по духу и стилю поп-звезды — Пугачева и Боярский — окончательно оформились в этом качестве после того, как их портреты работы Валерия Плотникова стали печатать на целлофановых сумках. Даже сложившийся к началу 1980-х статус Высоцкого как универсального героя — любовника, собутыльника и народного поэта в одном лице — был бы невозможен без самодельных портретов, стоявших у дальнобойщиков под ветровым стеклом: их продавали цыгане и глухонемые во всех электричках и на всех рынках великой страны.

Читать полностью: https://esquire.ru/saprykin